Время шло.
Грист окончил школу "троечником". Трояк, правда, был у него только по
физкультуре, но это не меняло официальной сути. На выпускном вечере он не напился и не запустил руки под чьё-нибудь платье. Но ни на секунду не пожалел об этом - ему было только семнадцать и казалось, что всё ещё впереди. Так оно, вообще-то, и было. Проснувшись днём, после получения накануне диплома, он попросил отца и мать присесть на диван в гостиной. Ему надо было с ними серьёзно поговорить. - Отец, мама, вы давно уже спрашиваете, куда я собираюсь поступить теперь, по окончании средней школы. И собираюсь ли поступать куда-либо вообще... Мама взяла отца за руку. Отец сказал: - Да, сын. Но мы с мамой знаем, что ты уже взрослый и сам волен распоряжаться своей судьбой. Какое бы решение ты ни принял - оно будет верным. Однако, сын, я бы хотел заметить, что менее чем через полгода тебе исполнится восемнадцать, а воинский призыв в нашей стране, к сожалению, всё ещё является обязательным. - Да, конечно. Я помню об этом, пап. В общем... Гхм... - Ну, - выжидающе сказал отец. Мама ободряюще кивнула. Пора было говорить. - В общем, я решил поступать в духовную семинарию... Мама невольно сжала руку отца. Последовало молчание. - Чёрт, сын, не ожидал я от тебя такого. Мама напряжённо спросила: - Но почему, Грист? Ты же знаешь, как мы с отцом не любим этого. Духовная семинария! Да ведь это бесполезное времяпровождение! И даже вредное. Ты же будущий мужчина, Грист. Ты не должен посвящать себя служению Богу, даже если он в самом деле существует. Ты должен сам контролировать свою судьбу. Должен сам работать над собой, а не молиться Господу. - А я-то думаю, - отец начинал заводиться, - что это мой сын ни черта не бреется. Семнадцать лет парню, а он всё ходит с пушком над губой! И девушки у него нет. И на гулянки никакие не ходит. Грист, сын мой, не может быть, чтобы ты и взаправду хотел быть пассивной вешалкой для рясы. Ты что? Ты же мужчина. Продолжатель рода моего! - Мама, папа, я так решил. И скандалить бесполезно. - Он так решил, - мама обиделась. - Вы только посмотрите на него. Он так решил! Сколько раз мы говорили тебе, что пока молод - нечего искать Бога. Как ты не поймёшь, сын, ты же сам, понимаешь, САМ должен всего добиваться в этой жизни. Что тебе Бог? Что он тебе даст? - Что он мне даст? Откровенно говоря, Грист и сам не мог ответить на этот вопрос. Просто ему была интересна религия. Он действительно что-то чувствовал. Но в точности ещё ничего не знал. И даже приблизительно не знал. И всё же, Бог должен был быть чем-то. - Сын, одумайся. Я как отец советую тебе пойти на экономиста... Грист настырно замотал головой. - Да не мотай ты головой! Послушай, должен же я кому-то передать свой бизнес. Мы с мамой не вечны. А на кого я оставлю дела? И кроме того - мне нужен помощник. Из своих. А ведь ты - мой сын. - Нет, я всё-таки не понимаю, - вмешалась мама. - Как такое могло случиться? Как это могло тебе только в голову прийти, Грист?! Мы же всегда, ВСЕГДА с отцом говорили о том, как потеряли два года своей молодости пытаясь получить от Бога хоть какую-то помощь. И в нашей семье, семье таких ярых атеистов, ты заявляешь, что хочешь поступить в семинарию! Невероятно! Грист молчал. Пусть говорят. - Грист, - маму сменил отец, - даже если отбросить все наши чувства по отношению к Богу и рассудить беспристрастно - духовная семинария это совершенно непрагматично... "Прагма" - ухватил слово Грист. Да, точно, прагма - это важно. -... если тебе и впрямь хочется заняться религией и богослужением - посвяти этому закат своей жизни... Будем откровенны, Грист, ты молод. Как всякий молодой человек ты пылок. Ты снедаем страстями. Даже если Бог действительно существует, в чём мы с мамой сильно сомневаемся, и даже если он в самом деле слышит молитвы каждого верующего, а как мы неоднократно говорили: нас с мамой он ни разу не услышал... так вот, даже если отмести два этих очень важных "если", то твоему общению с Богом помешают твои же молодые страсти. Твоя молодость, Грист. Подумай об этом... И не мотай головой! Сейчас мы все слишком напряжены для того, чтобы воспринимать слова друг друга. Хорошенько подумай над тем, что я тебе сказал. И поговорим об этом завтра. Днём. Подумай. Отец поднялся, помог подняться маме. - Мы уезжаем в стрелковый клуб. На тренировку. Вернёмся поздно. - Там в холодильнике котлеты. Согреешь, поешь, - сказала мама и вышла вслед за отцом. Грист устало сел в кресло и прикрыл глаза. Хоть он и считал, что родители не правы и зря на него взъелись, всё же не мог отделаться от чувства, что предал их. Так это вероятно и было. Открывшись родителям в своих намерениях, Грист рассчитывал испытать облегчение, катарсис. Но вместо этого чувствовал себя незрелым пакостником, хотя знал, что это неверно. |